он приходит и говорит: «забывай меня,
никаких перспектив, никакого тебе огня,
ничего тут не переделать, не поменять».
забывай, говорит, на забыть у тебя — два дня.
«у тебя впереди всё. встретишь других ещё».
я в ответ улыбаюсь и молча веду плечом.
он садится на край дивана. мне горячо
и немного, наверно, страшно. я вот о чём:
всё внутри заливает нежностью, как вином,
и какое тут «забывай», если — вот оно,
накрывает с разбега душной морской волной
и кладёт на лопатки. здравствуй, родное дно.
можно всё что угодно думать и даже знать —
ничего здесь не переделать, не поменять.
...он мрачнеет и убирает за ухо прядь.
забывай, говорит. забывай, говорит опять.
«я — никто, одинокий всадник, ночной фантом,
я шагаю всё время в гору — и всё на том,
ты же зря меня, ох как зря запустила в дом,
пожалеешь ещё не раз». пересохшим ртом
говорит мне все эти глупости, говорит,
и не смотрит, поравнодушнее сделав вид,
а во мне обрывается что-то и так кровит...
он приходит ко мне во сне. целый город спит.
он приходит ко мне во сне. постоянно, вот.
и вообще — не соврать бы в числах — уже идёт
девятнадцатый (или даже двадцатый) год,
как он умер. а целый мир до сих пор живёт.
как росла на лугах трава, так растёт, растёт...
я не знала его другим. только так, и всё.
ничего тут не поменяешь, не утрясёшь.
лотерея. рулетка. выигравший не спасён.
бесполезно его любить. «ну, сама скажи,
это — то же, что голым горлом да на ножи».
забывай, говорит. улыбайся, гуляй, дыши.
...как забудешь,
когда он лучше всех тех, кто жив?